Неточные совпадения
Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее мужем — тем хромым старичком, которого я видел мельком на бульваре: она вышла за него для сына. Он богат и страдает ревматизмами. Я не позволил себе над ним ни одной насмешки: она его уважает, как отца, — и будет обманывать, как мужа… Странная
вещь сердце человеческое вообще, и
женское в особенности!
Приезжее и забедневшее семейство продавало
вещи, платье и проч., все
женское.
Обходя совершенно вопрос о целомудрии и о
женской стыдливости, как о
вещах самих по себе бесполезных и даже предрассудочных, я вполне, вполне допускаю ее целомудренность со мною, потому что в этом — вся ее воля, все ее право.
— Ну да, конечно, это все в натуре
вещей, — промолвил Василий Иваныч, — только лучше уж в комнату пойдем. С Евгением вот гость приехал. Извините, — прибавил он, обращаясь к Аркадию, и шаркнул слегка ногой, — вы понимаете,
женская слабость; ну, и сердце матери…
Иногда мой отец делал с несчастным ценителем
женской красоты и прелести ужасные
вещи.
У попа было благообразное Христово лицо, ласковые,
женские глаза и маленькие руки, тоже какие-то ласковые ко всему, что попадало в них. Каждую
вещь — книгу, линейку, ручку пера — он брал удивительно хорошо, точно
вещь была живая, хрупкая, поп очень любил ее и боялся повредить ей неосторожным прикосновением. С ребятишками он был не так ласков, но они все-таки любили его.
Презрение к женщине, как к низкому существу или
вещи, доходит у гиляка до такой степени, что в сфере
женского вопроса он не считает предосудительным даже рабство в прямом и грубом смысле этого слова.
Члены же
женского пола одинаково бесправны, будь то бабка, мать или грудная девочка; они третируются, как домашние животные, как
вещь, которую можно выбросить вон, продать, толкнуть ногой, как собаку.
— Услышал господь молитву мою, —
вещал он. — Достигли слезы несчастного до утешителя всех. Теперь буду хотя знать, что жребий мой зависеть может от доброго или худого моего поведения. Доселе зависел он от своенравия
женского. Одна мысль утешает, что без суда батожьем наказан не буду!
Вы и не подозреваете, на какие фокусы человеческое самолюбие способно: вот она считает меня подлецом, за то, что я ее, чужую любовницу, так откровенно за ее деньги беру, а и не знает, что иной бы ее еще подлее надул: пристал бы к ней и начал бы ей либерально-прогрессивные
вещи рассыпать, да из
женских разных вопросов вытаскивать, так она бы вся у него в игольное ушко как нитка прошла.
Странная
вещь: проснувшись на другой день, Нюрочка в предположении Катри не нашла решительно ничего ужасного, а даже весело улыбнулась. В ней откликнулось неудержимое
женское любопытство: ее любили еще в первый раз. А что будет дальше?..
В брачный вечер Женни все эти
вещи были распределены по местам, и Феоктиста, похаживая по спальне, то оправляла оборки подушек, то осматривала кофту, то передвигала мужские и
женские туфли новобрачных.
Но ни одна из перемен, происшедших в моем взгляде на
вещи, не была так поразительна для самого меня, как та, вследствие которой в одной из наших горничных я перестал видеть слугу
женского пола, а стал видеть женщину, от которой могли зависеть, в некоторой степени, мое спокойствие и счастие.
Разнесся по городу слух, что актеры здешнего театра устраивают в общественном собрании маскарад с призами за лучшие наряды,
женские и мужские. О призах пошли преувеличенные слухи. Говорили, дадут корову даме, велосипед мужчине. Эти слухи волновали горожан. Каждому хотелось выиграть:
вещи такие солидные. Поспешно шили наряды. Тратились не жалея. Скрывали придуманные наряды и от ближайших друзей, чтобы кто не похитил блистательной мысли.
— Случилась интересная
вещь, — ответил я, желая узнать, что скажут другие. — Когда я играл, я был исключительно поглощен соображениями игры. Как вы знаете, невозможны посторонние рассуждения, если в руках каре. В это время я услышал — сказанные вне или внутри меня — слова: «Бегущая по волнам». Их произнес незнакомый
женский голос. Поэтому мое настроение слетело.
Перед нею сидела на стуле какая-то длинная, сухая
женская фигура в чепчике, с головою, несколько качавшеюся, что сообщало оборке на чепце беспрерывное колебание; она вязала шерстяной шарф на двух огромных спицах, глядя на него сквозь тяжелые очки, которых обкладка, сделанная, впрочем, из серебра, скорее напоминала пушечный лафет, чем
вещь, долженствующую покоиться на носу человека; затасканный темный капот, огромный ридикюль, из которого торчали еще какие-то спицы, показывали, что эта особа — свой человек, и притом — небогатый человек; последнее всего яснее можно было заметить по тону Марьи Степановны.
Прочитывая все это, Миклаков только поеживался и посмеивался, и говорил, что ему все это как с гуся вода, и при этом обыкновенно почти всем спешил пояснить, что он спокойнейший и счастливейший человек в мире, так как с голоду умереть не может, ибо выслужил уже пенсию,
женской измены не боится, потому что никогда и не верил
женской верности [Вместо слов «
женской измены не боится, потому что никогда и не верил
женской верности» было: «
женской измены не боится, потому что сам всегда первый изменяет».], и, наконец, крайне доволен своим служебным занятием, в силу того, что оно все состоит из цифр, а цифры, по его словам, суть самые честные
вещи в мире и никогда не лгут!
Негина. Ну, теперь уж я тебе скажу самую сокровенную
вещь… Только ты, пожалуйста, не сердись! Это уж наш порок
женский. Я сегодня позавидовала.
Бегушев полетел из больницы на всех рысях на Кузнецкий мост, где в магазине готового
женского белья и платьев накупил того и другого; зашел тут же в английский магазин, отобрал шерстяных чулок, плед и кончил тем, что приторговал у Мичинера меховой
женский салоп, строго наказав везде, чтобы все эти
вещи немедленно были доставлены к нему.
Из каменных корпусов Апраксина двора летят звенья разбиваемых окон, выламываются двери лавок; из окон и из дверей летит на улицу нужное и не нужное: меха, шубы, шапки, целые груды сапог, куски всевозможных материй,
женские уборы, ящики галантерейных
вещей, пустые картонки, коробки.
Нечего и прибавлять, что в этот день русские и американцы наговорили друг другу много самых приятных
вещей, и Володя на другой день, поздно проснувшись, увидел у себя на столике пять
женских перчаток и множество ленточек разных цветов, подаренных ему на память, и вспомнил, как он горячо целовался с почтенным шерифом и двумя репортерами, когда пил вместе с ними шампанское в честь освобождения негров и в честь полной свободы во всем мире.
События эти, совершившиеся в глубокой тайне, разумеется, не были никому ни одним словом выданы ни Подозеровым, ни Ларисой; но тонкий и необъяснимо наблюдательный во всех подобных
вещах женский взгляд прозрел их.
Между тем сегодня ночью три человека, — два из них — вот они, третий скрылся, записавшись вчера вечером в Красную Армию, ночью сделали налет на поселок, взыскали в свою пользу контрибуцию с гражданина Агапова, награбили у него золотых
вещей, белья, даже
женских рубашек.
— Серафима! — остановил ее Теркин и приподнялся в кровати. — Не говори таких
вещей… Прошу тебя честью!.. Это недостойно тебя!.. И не пытай меня! Нечего мне скрываться от тебя… Если я и просил Калерию Порфирьевну оставить наш разговор между нами, то щадя тебя, твою
женскую тревожность. Пора это понять… Какие во мне побуждения заговорили, в этом я не буду каяться перед тобой. Меня тяготило… Я не вытерпел!.. Вот и весь сказ!
— Ну, так сделай ты для меня одну
вещь. Я высохла, я сделалась черства, болтаясь между скверными мужчинами и глупыми барынями. Мне забыть нужно, Степа, что существуют на свете мужчины. Меня надо толкнуть туда, где
женская любовь обращена на все то, что есть самого святого на свете! И чтоб сейчас же от меня потребовали, как бы это сказать… de la résignation [безропотности (фр.).], жертв, чтоб я тратила каждый день все, что у меня только осталось в душе человеческого!..
Все чрезвычайно скромные, но дорогие
вещи, редкая старинная мебель, занавеси из восточной материи и
женский портрет на стене.
Ведерников ее поджидал. Она с любопытством оглядела украдкой его комнату. Было грязновато и неуютно, как всегда у мужчин, где не проходит по
вещам женская рука. Мебели почти нет. Портрет Ленина на стене, груда учебников на этажерке. Ведерников сидел за некрашеным столом, чертил в тетрадке фигуры.
— Это чей?.. — схватила она его. — Ты чего же мне, пес, врал, что никакого
женского сословия у твоего барина не бывает, что монах-де он монахом. Ишь расписывал, а что это, мужская
вещь, по-твоему, забыла зазнобушка ранним утречком…
В то время как последние злобствовали молча, не смея уколоть вслух красавицу, всегда окруженную толпой поклонников, первые не стеснялись давать волю своим языкам и с чисто
женской, неукротимою, при надобности, фантазией рассказывали о княжне Людмиле невозможные
вещи.
Он с необыкновенным, тонким искусством делал из серебра и золота роскошную утварь и художественные
вещи для
женских уборов.